Вечер провожу в студии у Паоло. Он кажется мне еще более подавленным, чем обычно. Кашляет, задыхается, лицо белое как полотно, печальное.
– Что случилось? Не ладится с новой девушкой? – не могу скрыть неуместную иронию.
– Да, вот именно. Мне так повезло, что я ее встретил! Мне вообще нравятся девушки, которые все умеют делать сами, я-то совсем не практичный человек, люблю пятизвездочный комфорт.
– Но ты отдаешь себе отчет в том, что вы собираетесь в Патагонию? Спальный мешок, ночью холод собачий, подозрительные насекомые, бытовые неудобства, туалет на улице…
Паоло смотрит на меня так, будто я открыла ему глаза.
– Туалет на улице… но я не могу…
– Ты ведь мечтаешь об экстремальном туризме, а это самый что ни на есть экстрим.
– Да, но я думал, что нас будут возить на автобусе, спать мы будем в приличных гостиницах…
– И это ты называешь приключением? Ха-ха-ха!
– Прекрати смеяться.
– Ты станешь совсем другим человеком – сильным, смелым, уверенным.
– Я так не могу, надо ей сказать. Я умру там.
– Ты разобьешь ей сердце.
– Вряд ли – у нее железное сердце.
– Какой ты неприятный тип…
– Ничего не поделаешь. Тебе вот повезло – случайный попутчик оказался настоящим мужчиной. Не все же такие счастливцы!
Ах да, он ведь думает, что мы с Риккардо – парочка.
– Бедная Катерина, мне кажется, она такая умница!
– Не спорю. Но иногда она просто невыносима.
– По правде говоря, ты сам ужасный зануда. Надо еще поискать того, кто захочет провести отпуск вместе с тобой. Ты должен сказать ей спасибо за то, что она обо всем заботится, а тебе остается только прихватить зубную щетку.
Паоло пожимает плечами. На пороге новая клиентка: синьоре семьдесят девять лет, она в четвертый раз выходит замуж и хочет подарить жениху эротические фото.
Вот это женщина!Сара ждет меня на пороге, мы должны пойти к маме.
Даже руки помыть не получится.
Не хочу спорить с сестрой, останавливаюсь, удерживая дверь лифта:
– Мама ждет нас на ужин?
– Да, я ей уже позвонила.
Сара нервничает. Оделась, «как любит мама»: простое длинное платье, волосы распущены, часики – подарок на восемнадцатилетие.
Чувствую прилив нежности к сестре. Я бы обняла ее, да разве она позволит!
За секунду до того, как позвонить в дверь маминой квартиры, Сара поворачивается ко мне, в глазах тревога:
– Как я выгляжу?
– Просто сказка.
– Правда?
– Было бы лучше, если б ты сняла с лица эту маску ужаса, но не обязательно, мама к этому привыкла.
Мама открывает дверь: широкая улыбка, коротко стриженные волосы, туника нежно-зеленого цвета, на ногах вьетнамки. По-моему, мама в отличной форме – спокойная, загорелая. Курит, как всегда, много, этого не отнять: нет ни одной фотографии, на которой мама была бы без сигареты. Может быть, только те, где она беременная, но поручиться не могу.
В квартире духота, несмотря на вентилятор. Кстати, о собаках: два йоркширских терьера заливаются лаем, не замолкая ни на минуту.
– Проходите, девочки, ужин готов. Как дела? Дайте-ка я на вас посмотрю… Какие красавицы, идите-ка, я вас обниму. Боже мой, как вы выросли, кажется, только вчера возила вас на велосипеде в детских креслицах – Кьяру спереди, а Сару сзади. Все в порядке? Работа? Подождите, закрою собак, надоели, а вы проходите…
Устраиваемся в гостиной.
Здесь как в лавке старьевщика – все наши фотографии, фотографии всех собак, мама с папой в свадебном путешествии, с нами на море, мама и Пьетро – мужчина, которого она любила и который умер два года назад. С того самого времени у нее и начались приступы паники.
– Я приготовила кабачки, как любит Сара, и котлетки для Кьяры. Ты похудела или мне кажется? Ты слишком много работаешь. А ты, Сара, почему не взяла Лоренцо? Я так давно его не видела.
– Он сегодня не может. И потом, побудем хоть раз втроем.
– Да, как в старые добрые времена.
– Как ты себя чувствуешь, мама?
– Ничего. Никуда не выхожу, боюсь, что мне станет плохо, как в тот раз в супермаркете.
– Но ты так загорела! На море была? – спрашивает Сара, не в силах скрыть сарказм.
– Ах да! Была три дня с одной подругой в Тоскане, в Баратти.
Не знаю почему, но я чувствую, что этот вечер может кончиться трагично. Может быть, пора прятать ножи…
– Ну вот видишь, ничего с тобой не случилось, – продолжает Сара, срезая жир с ветчины.
– Ты не понимаешь, – отвечает мама, перемешивая салат. – Это ужасно, как будто на тебя надвигается поезд и ты ничего не можешь сделать, чтобы остановить его. Когда такое случается, ты думаешь, не дай бог пережить снова. Это трудно объяснить…
– Хорошо, мама, но если начистоту… так не бывает!
Ну вот, приехали…
– Да, кажется, что так не бывает, но выглядит очень реально, поверь.
– Но если ты понимаешь, что не умрешь, тогда почему ты ничего не предпринимаешь?
– А что тут можно поделать? Я ведь не специально вызываю эти приступы, это начинается внезапно, и все тут.
– Как инфаркт?
– Ну, в каком-то смысле. Мне кажется, что я могу и вправду умереть.
– Но от этого не умирают, – настаивает Сара, получая под столом от меня тычок.
– Не умирают, – соглашается мама, вздыхая.
– Знаешь, мама, у нас новый жилец. – Я пытаюсь вызвать огонь на себя.
– Правда? И кто это?
– Подкидыш, которого Кьяра подобрала на вокзале, – вмешивается Сара.
– Неправда, он хороший парень, просто у него сейчас трудный период, поэтому он поживет немного у нас.
– Вот именно: подкидыш…
– Кьяра всегда была доброй девочкой. Помнишь, сколько живности она перетаскала домой – коты, воробьи, ящерицы?
– Да, но этот занимает намного больше места.
– Но ведь он тебе нравится. Ты споришь из чувства противоречия. И потом, его даже выгуливать не надо.
– Девочки, не ссорьтесь, будьте умницами. Я так рада видеть вас, мне бы хотелось, чтобы вы почаще меня навещали. Но вы всегда заняты, а мне так одиноко.
– Знаешь, мама, мы ведь работаем, не танцуем… Надо за квартиру платить, деньги с неба не падают.
Это называется лезть на рожон.
– Я знаю, что вы работаете. Я только хотела сказать, что хотелось бы видеть вас почаще, вот и все.
– Ты еще сказала, что ты всегда одна.
– Это правда.
– Почему бы тебе не завести подруг?
– Потому что у подруг свои семьи, свои заботы.
– Какая красивая скатерть, мама… где ты ее купила? – вновь пытаюсь применить тактику отвлечения. – Если не сработает, придется доставать из рукава шарики и жонглировать.
– На рынке. Тебе нравится?
– Очень. Я хочу такую же. Можно еще помидор? И хлеба… и вина налей мне, раз уж ты встала.
Мама смотрит на меня так, будто у меня солитер.
Следующие пять минут проходят в абсолютной тишине, надо срочно придумать что-то еще.
– А как поживает ваш отец, слышали о нем что-нибудь?
Все, конец…
– Кьяра вечно болтает с ним по телефону, я – ни за что, лучше сдохну.
– Так уж и вечно! Раз в месяц, а то и реже.
– Все равно, сотрудничает с врагом.
– Сара, что ты несешь?! Я уже и по телефону не могу ему ответить?
– Нужно дать ему понять, что ты на него обижена.
– Но я на него не обижена, в любом случае не так, как ты.
– Ты слышала, мама? Она на него не обижена. Хорошенькая оплеуха для твоей матери, видишь, змею у сердца пригрели.
– Сара, ты в своем уме? Да что с тобой сегодня?
– Хватит, девочки! Ничего плохого в том, что Кьяра разговаривает с отцом. Если хочет, пусть.
Мама закуривает, она почти не притронулась к еде.
– Ты больше не будешь?
– Что-то в последнее время нет аппетита, голова часто кружится. Надо бы сдать анализы. В моем возрасте, знаете, уже не молодеешь, в любой момент может…
– Мама, – я беру ее за руку, – о чем ты…
– Но это правда. Сегодня ты живешь, а завтра – неизвестно. Когда ложусь вечером спать, мысли разные крутятся, такая грусть вдруг находит, такая тревога… Становится страшно, и мне не хватает воздуха, тогда я встаю, включаю телевизор и сижу перед ним до рассвета.
– И ты хочешь сказать, что эти твои приступы паники приходят сами собой, ты их не провоцируешь, а? – снова принимается Сара.
– Сара, это правда. Мы не вечны. Помнишь, как сгорел Пьетро?
– Мама, два года уже прошло.
– И что? Нельзя говорить об этом? Запрещено?
Я покашливаю.
– И потом, я устала, я ничего не жду, зачем мне доживать до восьм